Я надел на глаза очки, потому что диалог с Лухиным выходил из под контроля. Он говорил много и не по существу, такое чувство, что рассказывал ради рассказа. А может быть, чтобы слышать свой голос и не чувствовать себя одиноким.
Я надел очки, чтобы моих глаз не было видно и я мог вздремнуть. Я подумал, что прерывать его или искать оправданий или предлогов уйти -слишком энергозатратно. А пол часа дрёма ещё никому не повредили.
Лухин что-то упоенно рассказывал про рыболовные снасти. Настя рядом ещё пыталась кивать головой в такт, показывая, что слушает. Я сел как можно более ровно, но раслабленно, чтобы казалось, что я сижу и слушаю. И начал погружаться в дрем.
Единственное опасение у меня вызывала слюна, которую я не мог контролировать во сне. Но когда Лухин начал рассказывать про пользу голубиного помета я подумал, что на крайний случай, если меня засекут - скажу что у меня был сердечный приступ.
И со спокойной душой погрузился в дремоту.
Вообще сама идея двадцатиминутного сна как невмешательства в происходящее, мне понравилась.
Вечером, когда Настя хотела посмотреть со мной телик за бокалом вина, я решил, что нужно тренироваться в пассивности дальше. Я надел очки, сказав, что у нее в квартире недостаточная бинокулярность для моей сетчатки.
Она предложила выключить свет, но я сказал, что она сошла с ума, ведь оптичность аллюзий будет превышена.
Я удобно расположился на диване, подоткнул подушкой голову, чтобы она не падала, и походила на внимательный просмотр фильма.
Одной рукой обнял благоверную, а второй держал бокал вина, который очень плотно был втыкнут среди подушек, чтобы не упасть.
Так как я решил спать - то пусть Настя смотрит какой-нибудь слезливый фильм, который не интересен.
Она выбрала Титаник, или Куда приводят мечты, или Месячные по расписанию, или Как избавиться от целлюлита за полтора часа...
В общем, Настя была в восторге.
Единственное что требовалось от меня - это вовремя заплакать.
По моим подсчётам - в девчачьих фильмах это 73 минута.
Именно на этой минуте герой уплывает на льдине, последний раз целует свою королеву, сражается с монстром.
Я отлично выспался за это время, а когда завибрировал заблаговременно поставленный будильник у меня в кармане, предвещавший плаксивую сцену, я аккуратно засунул свои пальцы в бокал с белым вином, нанёс вино на свои щёки и сделал вид, что рыдаю, во время сцены, где Альберт поднёс волшебный меч к голове Агнисии.
Я стал отлично проводить время: я спал на работе во время летучек, на конференциях, повиснув в метро на поручне.
На красном светофоре в машине, и во время разговором про детей от моей сестры.
Я спал во время рекламы, стоя на кассе и на свадьбе друга во время тостов.
Люди обучаются новым языкам, ходят на курсы, танцуют и совершенствуются.
Моим самым главным умением было спать сидя с открытыми глазами.
Я даже научился во сне выполнять несложные механические, повторяющиеся действия - перекладывать документы, с одной стороны на другую, поддакивать, говорить несложные восклицания - {ничего себе}, {как круто}, {надо и мне тоже}
Я не хотел тратить время на эти чертовы скучные вещи, в которых моего отсутствия все-равно никто не заметит.
Такое чувство, что я копил себя для чего-то, не желая быть в полную силу в насущной жизни. Берег свою энергию для важного, более ценного, более интересного.
Возможно - я копил себя для этого рассказа, для этого письма.
И если вы его читаете, значит произошло что-то непоправимое.
Я стал замечать, что из моей жизни выпадают целые куски.
Я перестал помнить, как возвращался домой на машине.
Как провёл собеседование или болтал в баре с друзьями.
Все вроде бы шло нормально. Я не вёл себя странно.
Проблема в том, что я не помню как вёл себя.
Друзья говорили что мы отлично посидели, коллеги, что я был на высоте, защищая проект. Но меня там не было.
Это как будто было шуткой.
Как-будто кто-то брал мое тело на прокат и жил.
Но я знаю, что там никого не было.
Поначалу я не помнил события, недели, потом из памяти вылетел год.
Год! Год черт подери!
Все это казалось каким-то представлением.
Я приходил в себя на некоторое время, жадно пытаясь уловить реальность, пытаясь не заснуть. Но чем больше я хватался за зыбкое ощущение времени , тем быстрее засыпал.
Через какое-то время я понял, что дело в повторяющихся моментах, ситуациях.
Что как только ты делаешь механически - засыпаешь. Как только повторяешь - этого нет.
Меня как бы выкидывало от руля, и я становился роботом.
Я обнаруживал себя где-то на улице или посреди чего-нибудь дома.
И я каждый раз, каждый раз как просыпался - старался делать что-то новое.
По началу эти было по-идиотски: я подпрыгивал на месте, кричал, присаживался. Странно двигался как утка, пугал прохожих.
Но через какое то время это переставало работать.
Понимаете - повторяющееся новое - это старое. Старое черт подери!
То есть чтобы выйти из системы нельзя применять систему.
Это было практически борьба за жизнь. Потому что помимо этих жалких проснувшихся минут бодрости - у меня не было ничего.
Была только темнота и небытье.
И каждый раз я пытался унести все больше, запомнить, чтобы в следующий раз применить максимально, с новой силой как можно больше.
Если бы давали приз, кто больше всего был здесь и сейчас - это был я.
Потому что у меня не было ничего кроме здесь и сейчас. У меня не было дальше.
Боже, Боже, Боже!
Я так избился, я пытался быть больше, мощнее, дольше. Я как будто бился головой в бетонную стену, и когда я потратил уже последние силы, потратил надежду, меня посетило такое простое осознание.
Черт подери, до простого смешное.
Это было проще всего на свете:
Я не должен тужиться и прикладывать силу, я не должен что-то пытаться унести.
Я должен расслабиться и не делать то, что я не хочу.
Я не должен ни с чем бороться. С чем я борюсь? С кем?
От какого мира я сначала хотел уйти? Заснуть?
К какому миру я хочу прийти?
Как будто это разные вещи со мной.
Я просто не хочу слушать Лукина.
-Лукин, я скучнее тебя в жизни не видел. Я лучше проглочу свой язык и умру, повешусь на резинке от трусов, чем буду слушать тебя!
-Настя, твои сериалы убоги, это удивительно, что я не впал в летаргический сон, что меня не похоронили за живо с бокалом вина в руке.
Я хочу дать пендель своему начальнику и пойти с розочкой в мавзолей к Ленину.
Потому что я, потому что я и есть этот Ленин!
Ни живой ни мёртвый!
Я просто больше не буду делать то, что я не хочу.
Черт подери, я буду ублюдком.
Маленьким засранцем и злодеем, который подрисовывает усы в детской Библии твоей дочки.
И ни секунды, и ни секунды больше не потрачу на сокрытие своей ебанутости.