Вино всегда разливается на подушки.
Не удивительно - мы лежим на ковре, в одеялах, подушках и кошках.
Нас как дельфинов выбросило на берег, прочь от материальных, сковывающих диванов, со всем мягким, что было в доме.
В ход идут шубы.
Логично, что перепрыгивающая через это громадное лежбище, развалины, я бы даже сказала, собака - опрокидывает бутылку вина.
Красные пятна на полу похожи на кровь. Как-будто кого-то пырнули ножом.
Я надеюсь, что ранена та собака, которая опрокинула бутылку.
Я нахожу на полу носок, и пока Ваня не видит, потому, что это его носок, вытираю кровавые пытна вина на полу, которые от меня убегают.
Я задумываюсь о построении реальности, ведь как только я подношу свою руку с носком над брызгами - они исчезают. Я даже не прикасаюсь.
Может быть я просто пьяна.
Гирлянда мигает на кухне, ее разный, импульсивный цвет разливается по потолку.
Я потолок, я собака, которая грызет кость в постеле, в которой нельзя грызть кость. Но мне как собаке все-равно.
Я кошка, которая лежит на мне, я Ваня и даже швейная машинка на кухне.
Ваня трогает мое лицо своей рукой. Это моя рука прикосается ко мне. Он ухмыляется, потому что понимает, что трогает самого себя.
Сколько бы лет не прошло, десятилетий, мы будем стареть, рождаться и умирать, но здесь и сейчас это не имеет значение.
Так лежим мы сейчас, и мы лежали много десятков лет до нас, и будут лежать после, когда нас уже не будет, но это будем тоже мы.
Со мной на полу Тимати Лири, Терранс Маккена, Будда и Иисус.
Они никуда не ушли. Они пришли и остались.
И как это ужасно, что это нельзя взять с собой.
Что мы завтрашние, проснемся, и станем поверхностнее, меньше.
Мы сами станем намного меньше, чем этот потрясающий момент сейчас.
Мы будем крупицей того, в чем умещаемся прямо сегодня. Мы будем отдельно, персонализированно стареть, идти, что-то делать.
И это так трогательно и печально. У меня наворачиваются слезы. Я не могу взять с собой то, кем являюсь сейчас.
Это похоже на смерть.
Завтра будет движение, которое разрушает все.
И убивает момент вечности, застывшую глубину грандиозности, понимания, нахождения. Присутствия.
Где нет нас.
Потому что мы и есть это присутствие.
